
Белые и красные. 2008. 150х200 см

Богиня «Динамо». 2008. 200х130 см

Владимир и Лолита. 2008. 200х300 см

Вратарь С. 2008. 170х170 см

Всадниники-бомбандировщики. 2008. 200х300 см

Декан. 2008. 200х150 см

Лыжник. 2008. 200х130 см

Маяковский-гольф. 2008. 200х130 см

Мото. 2008. 200х150 см

Пилотка. 2008. 170х170 см

Поединок. 2008. 200х150 см

Полет М. 2008. 200х120 см

Прыжок. 2008. 200х130 см

Режиссер-гольф. 2008. 200х120 см

Фехтовальщики. 2008. 180х300 см

Формула ДОСААФ. 2008. 180х300 см

Штрафной удар. 2008. 200х300 см

На своем поле. 2015. 200х130 см

Яхт-клуб. 2008. 80х300 см
И не кончается НЭП
Алиса Ложкина
Когда автобус,
пыль развеяв,
прет
меж часовен восковых,
я вижу ясно –
две их,
их две в Москве –
Москвы.
В.Маяковский, «Две Москвы»
Город, стоящий на перекрестке прошлого и будущего — именно такой виделась Москва Маяковскому в 1926-м. Суетная, ветхая «глухая старуха древняя», где «ширится мат ломовика», и в то же время строится совершенно новое пространство – другая Москва, футуристическая сталинская утопия, в которой нет места обыкновенному человеку из прошлого. Именно этой, второй Москве и эстетике раннесоветского футурологического оптимизма посвящен новый проект Анатолия Ганкевича «Физкульт-респект».
Новая серия крупоноформатных полотен, кропотливо выполнена в традиционной для Ганкевича живописной технике, имитирующей мозаику. И именно в этой серии псевдомозаичная фактура, отсылающая к классике мирового сакрального искусства, как нельзя более уместна. Новые работы Ганкевича – это «физкульт-привет» эстетике раннесовестких «пространств ликования», удачно описанных Михаилом Рыклиным в одноименном эссе. Новая живописная серия Анатолия Ганкевича — это действительно набор цитат из истории искусства 20-30 годов прошлого века. Она заставляет вспомнить классику жанра – яркие монументальные мозаики московского метрополитена, этого коммунистического храмового комплекса, предвосхищающего наступление счастливого и безмятежного Завтра; утопический монументализм ВДНХ, счастливые лица, улыбающиеся с раннесоветских плакатов и весь бесконечный оптимизм послереволюционной культуры, еще не успевшей полностью переварить авангард, пережить 1937-й и провозгласить курс на торжество бюрократии и геронтофилии. В этом городе-утопии, изображенном Ганкевичем, наверное, до сих пор живут Чук и Гек, где-то здесь Тимур собирает свою команду, именно тут происходит действие любимых советских фильмов – это зазеркалье тоталитаризма, идеальный город Великанов, мечта о котором до сих пор так остро ощущается в московской архитектуре и монументальном искусстве сталинского периода.
Работы Анатолия Ганкевича лишены характерного для современного искусства остросоциального пафоса – художник намеренно погружает зрителя в пространство утопии, убаюкивает его сказкой о городе, которого не было. В своем традиционно пан-эстетичном творчестве Ганкевич чужд критической позиции. Он предпочитает кормить зрителя позитивным коктейлем из элементов современной культуры и эпохи перерождения русского авангарда в социалистический реализм. «СССР – родина моих снов» — писал когда-то Рыклин. У Ганкевича в этом вневременьи сна Набоков со своей возлюбленной Лолитой играют в теннис на лужайках ВДНХ, Маяковский на Красной площади заносит клюшку для «буржуазного» гольфа, скачки на ипподроме сопровождаются синхронным парадом авиабомбардировщиков, а все пространство картин озарено не по-московски ярким, жизнеутверждающим светом, характерным для работ ранних соцреалистов, упоенных идеей светлого коммунистического будущего – таких как Александр Дейнека.